И уже никогда не забуду…
Удивительно, но Евгений Константинович Николин, бывший главный механик ОЭМК, до сих пор в мельчайших деталях помнит всё, что происходило во время Великой Отечественной войны. А ведь когда фашисты напали на нашу Родину, ему было всего шесть лет.
Его отца, офицера, ещё в 1940 году призвали в армию и отправили в Прибалтику. В памяти Евгения Константиновича навсегда остался тот момент, когда он видел отца последний раз.
— Был вечер, я уже спал. Отец поднял меня из кровати, поцеловал и положил обратно. Помню, мама плакала, но тогда я не понимал всех происходящих событий. С тех пор отца больше не видел. Потом он писал письма, предупреждал маму, что скоро начнётся война и чтобы она готовилась к этому, берегла себя и детей, давал разные советы: мол, пусть во время бомбёжек дети открывают рот, чтобы не полопались барабанные перепонки. У нас дома был репродуктор «Рекорд», такая чёрная тарелочка, и 21 июня в 12 часов дня по радио передали речь Молотова, который объявил, что началась война. Мама упала на кровать, заплакала. Так война вошла в наш дом.
В июле 1942 года в родной город Евгения Николина Острогожск, что в Воронежской области, вошли немцы. Жители города оказались в прифронтовой полосе, в зоне ежедневных артобстрелов и налётов авиации. Советским войскам пришлось отступать.
— Это была страшная, жуткая картина — через город гнали скот, коровы мычали, блеяли овцы. Но самым удручающим было видеть отступающих красноармейцев. Грязные, в каких-то обмотках, они шли с понурым взглядом, как будто боялись смотреть по сторонам. Женщины выходили на дорогу и передавали им кто хлеб, кто варёную картошку. Немецкие самолёты каждый день летали через Острогожск в Лиски, где была большая железнодорожная станция и мост через реку Дон. Их задачей было разбомбить мост, который оставался единственной дорогой на юг. К счастью, им это не удалось. Чуть ли не ежедневно мы видели в небе воздушный бой. Однажды немцы сбили советский истребитель, и он сел прямо на улице Медведовского (сейчас это улица Ленина), через два дома от нас. Его военным тягачом затащили во двор хлебозавода, где самолёт и простоял до конца войны. А мы, мальчишки, бегали туда, чтобы посмотреть на военную технику. В середине июля 1942 года немцы начали бомбить Острогожск. Мама отправила нас с сестрой в пригород, к своей сестре, думала, что там будет безопаснее. До сих пор с содроганием вспоминаю, как вместе с тётей Катей, её детьми и бабушкой Акулиной Степановной мы прятались в овраге от немецких юнкерсов: их у нас называли лаптёшниками, потому что они не убирали шасси в воздухе. А когда юнкерсы шли на бомбометание, они включали сирены, и тогда стоял такой жуткий вой, что не знал, куда бы спрятаться, зарыться, чтобы только не слышать его. В один из таких налётов немецкой авиации ранило старшую дочь тёти Кати — бомба упала буквально в трёх метрах. Её вместе с раненым советским комбатом погрузили в машину и повезли в медсанбат, и с тех пор о судьбе Галины ничего не известно. По некоторым рассказам, она умерла по дороге, потеряв много крови.
20 июля 1942 года, когда немцы вошли в Острогожск, стояла неимоверная жара. Первыми въехали танки, на которых сидели раздетые немецкие солдаты с автоматами через шею. Они сразу начали ловить кур, гусей, поросят и тут же их разделывать. В нашем доме от бомбёжек вылетели окна, не было дверей, поэтому мама решила отвести нас ночевать в окоп, но немцы не пускали, говорили— идите в дом, Сталин, мол, капут, не бойтесь.
Этой же ночью налетели наши бомбардировщики, их целью был Острогожский консервный завод, где, как потом оказалось, осталось огромное количество боеприпасов, которые, по всей видимости, наши бойцы в спешке не смогли вывезти. Завод стоял всего
в четырёх километрах, но взрывы были такой силы, что все бежали, куда глаза глядят. Мы добрались до деревни Орловка, где нас приютил сторож колхозного сада дед Дрон. В полях уже поспевал хлеб. Немцы пригнали откуда- то комбайн «Сталинец», и заставили колхозников вместе с военнопленными убирать пшеницу, а урожай увозили. Правда, каждому работающему на трудодень выделяли восемь килограммов зерна и четыре килограмма—на иждивенцев. Поэтому, когда к осени мы вернулись домой, то привезли с собой три мешка пшеницы. Мама ходила на базар и меняла пшеницу то на подсолнечное масло, то на картошку, это и помогло продержаться и прокормить семерых человек. Советские войска перешли через Дон, но дальше немцев не пустили, поэтому Острогожск оказался в прифронтовой зоне и практически весь город был разрушен. Каждую ночь прилетали наши «кукурузники», которых немцы боялись, как чёрт ладана, потому что лётчики выключали двигатели и бесшумно планировали над городом, сбрасывая противотанковые мины по заранее определённым целям. Так продолжалось почти полгода.
Зима 42-го была жутко холодной: в ноябре выпал снег и ударили 40-градусные морозы. Евгений Константинович помнит, как прабабушка Акулина Степановна всё время повторяла: «Конец немцу — замёрзнет». Она как в воду смотрела: 20 января года советские войска освободили Острогожск.
— Это была неописуемая радость и восторг, слёзы у всех на глазах—наконец-то выбили немцев! Наконец можно свободно и легко вздохнуть. Очередная маленькая победа над фашистами. Это чувство невозможно описать словами. А уже 23 января в городе открылась школа. Мебели не было, принесли, кто что мог. Вместо тетрадей—немецкие карты, на обратной стороне которых мы писали, а вместо чернил — разведённый крепко марганец или отвар ягод бузины чёрной. В году мама получила извещение, что отец пропал без вести в 1942 году. Последнее, что известно — под Сталинградом они попали в окружение, вышли из него и их часть направили на переформирование. Всё, дальше судьба отца неясна.
День Победы для меня — это самый светлый и самый важный праздник. Когда объявили об этом по радио, сердце просто рвалось из груди от радости. Все смеялись и обнимались. Помню, накануне ночью прошёл дождь, а утром ярко и тепло светило солнце, пели птицы и воздух был необыкновенно чистым и свежим, словно даже природа радовалась этой долгожданной победе. Потом мне ещё долго снилась война, практически каждую ночь, даже когда учился в институте, я видел во сне страшные картины, которые помню и до сих пор. И уже никогда не забуду.
2020-06-04